Славянофилы, представители одного из направлений русского общества и философской мысли 40-50-х гг. XIX в., выступившие с обоснованием самобытного пути исторического развития России, принципиально отличного от пути западноевропейского. Самобытность России, по мнению славянофилов, - в отсутствии в ее истории классовой борьбы, в русской поземельной общине и артелях, в православии как единственно истинном христианстве.

Те же особенности развития славянофилы усматривали и у зарубежных славян, особенно южных, симпатии к которым были одной из причин названия самого направления (славянофилы, т.е. славянолюбы).

Взгляды славянофилов сложились в идейных спорах, обострившихся после напечатания "Философского письма" Чаадаева. Главную роль в выработке взглядов славянофилов сыграли литераторы, поэты и ученые: А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин.

Видными славянофилами были П. В. Киреевский, А. И. Кошелев, И. С. Аксаков, Д. А. Валуев, Ф. В. Чижов, И. Д. Беляев, А. Ф. Гильфердинг, позднее - В. И. Ламанский, В. А. Черкасский. Близкими к славянофилам по общественно-идейным позициям в 40-50-х гг. были писатели и поэты: В. И. Даль, С. Т. Аксаков, А. Н. Островский, А. А. Григорьев, Ф. И. Тютчев, Н. М. Языков. Большую дань взглядам славянофилов отдали историки и языковеды Ф. И. Буслаев, О. М. Бодянский, В. И. Григорович, М. М. Срезневский, М. А. Максимович.

Средоточием славянофилов в 40-х годах была Москва, литературные салоны А. А. и А. П. Елагиных, Д. Н. и Е. А. Свербеевых, Н. Ф. и К. К. Павловых. Здесь славянофилы общались и вели споры с западниками. Произведения славянофилов подвергались цензурным притеснениям, некоторые из славянофилов состояли под надзором полиции, подвергались арестам. Постоянного печатного органа славянофилы долгое время не имели, главным образом из-за цензурных препон. Печатались преимущественно в журнале "Москвитянин"; издали несколько сборников статей в 40-50-х годах. После некоторого смягчения цензурного гнета славянофилы в конце 50-х годов издавали журнал "Русская беседа", "Сельское благоустройство" и газеты "Молва" и "Парус".

В 40-50-х годах по важнейшему вопросу о пути исторического развития России славянофилы выступали, в противовес западникам, против усвоения Россией форм западноевропейской политической жизни. В то же время они считали необходимым развитие торговли и промышленности, акционерного и банковского дерева, строительства железных дорог и применения машин в сельском хозяйстве. Славянофилы выступали за отмену крепостного права "сверху" с предоставлением крестьянским общинам земельных наделов.

Философские воззрения славянофилов разрабатывались главным образом Хомяковым, И. В. Киреевским, а позже Самариным и представляли собой своеобразное религиозно-философское учение. Генетически философская концепция их восходит к восточной патристике, в то же время тесно связана с западноевропейским иррационализмом и романтизмом первой половины XIX века. Односторонней аналитической рассудочности рационализму, которые, по мнению славянофилов, привели на Западе к утрате человеком душевной целостности, они противопоставляли понятия "волящего разума" и "живознания" (Хомяков): славянофилы утверждали, что полная и высшая истина дается не одной способности логического умозаключения, но уму, чувству и воле вместе, т.е. духу в его живой целостности. Целостный дух, обеспечивающий истинное и полное познание, неотделим от веры, от религии. Истинная вера, пришедшая на Русь из его чистейшего источника - восточной церкви (Хомяков), обуславливает, по мнению славянофилов, особую историческую миссию русского народа. Начало "соборности" (свободной общности), характеризующее жизнь восточной церкви, усматривалось славянофилами в русском обществе. Православие и традиция общинного уклада сформировали глубинные основы русской души.

Историческим воззрениям славянофилов была присуща идеализация старой Руси, которую славянофилы представляли себе гармоничным обществом, лишённым противоречий, являвшим единство народа и царя, "земщины" и "власти". По их мнению, со времен Петра I, произвольно нарушившего органическое развитие России, государство стало над народом, дворянство и интеллигенция, односторонне и внешне усвоив западноевропейскую культуру, оторвались от народной жизни. Идеализируя патриархальность и принципы традиционализма, славянофилы понимали народ в духе консервативного романтизма. В то же время славянофилы призывали интеллигенцию к сближению с народом, к изучению его жизни и быта, культуры и языка.

Эстетические и литературно-критические взгляды славянофилов наиболее полно выражены в статьях Хомякова, К. С. Аксакова, Самарина. Критикуя суждения В. Г. Белинского и "натуральную школу" в русской художественной литературе, славянофилы в то же время выступали против "чистого искусства" и обосновывали необходимость собственного пути развития для русской литературы, искусства и науки. Художественное творчество, по их мнению, должно было отражать определенные стороны действительности - общинность, патриархальную упорядоченность народного быта, "смирение" и религиозность русского человека.

Идеи славянофилов своеобразно преломились в религиозно-философских концепциях конца XIX - начала XX века (В. Соловьев, Бердяев, Булгаков, Карсавин, Флоренский и др.).

Среди славянофилов прежде всего выделились такие мыслители, как А.С. Хомяков, И.В. и П.В Киреевские К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин.

Уже в двадцативосьмилетнем возрасте Киреевский изложил планы по привлечению своих друзей к работе на благо родины на литературном поприще: «Чего мы не сделаем общими силами?.. Мы возвратим права истинной религии, изящное согласим с нравственностью, возбудим любовь к правде, глупый либерализм заменим уважением законов и чистоту жизни возвысим над чистотою слога».

Религия, о которой Киреевский говорил в этот период своей жизни, не являлась православием. Это может подтвердить случай, имевший место семь лет спустя (1834). Женившись на Наталье Петровне Арбеневой, Киреевский не был доволен соблюдением ею церковных обрядов и обычаев. Она же, со своей стороны, по словам Кошелева, была глубоко опечалена отсутствием в нем веры и полным пренебрежением к обычаям православной церкви. Киреевский, уважая религиозные чувства своей жены, обещал при ней не кощунствовать. Несомненно, Киреевский сохранил некоторую религиозность со времени своей юности, однако трудно сказать, насколько он был крепок в благочестии. Кошелев говорил, что в философском обществе, членом которого был Киреевский, немецкая философия «вполне заменяла молодым людям религию»

Однако известно, что даже в этот период свой жизни Киреевский больше времени уделял Евангелию, чем другим книгам. В 1830 г., находясь в Берлине, он просил сестру вписывать в каждое свое письмо какой-нибудь текст из Евангелия. Этим он хотел предоставить ей еще один благоприятный случай для ознакомления с евангелием, а также для того, чтобы ее письма «сколько можно выливались из сердца».

Религия на философской основе, мистицизм сочетались в молодом Киреевском с горячей любовью к России и верой в ее великое назначение. Киреевский говорил, что в современной истории всегда «...одно государство было столицею других, было сердцем, из которого выходит и куда возвращается вся кровь, все жизненные силы просвещенных народов».

Отвращение Киреевского к мелочному рационализму Запада можно видеть из письма, в котором он подвергает критике лекцию Шлейермахера о воскресении Иисуса Христа. Поверхностность лекции Шлейермахера Киреевский объяснял тем, что «сердечные убеждения образовались в нем отдельно от умственных». «Вот отчего он верит сердцем и старается верить умом. Его система похожа на языческий храм, обращенный в христианскую церковь, где все внешнее, каждый камень, каждое украшение напоминает об идолопоклонстве, между тем как внутри раздаются песни Иисусу и Богородице». В этих критических замечаниях мы уже можем видеть основной принцип, лежащий в основе более поздних выводов Киреевского, принцип, в котором (как он впоследствии признал) и состоит главное достоинство русского ума и характера.

Таким принципом является цельность. Человек должен стремиться «...собрать в одну неделимую цельность все свои отдельные силы, которые в обыкновенном положении человека находятся в состоянии разрозненности и противоречия; чтобы он не признавал своей отвлеченной логической способности за единственный орган разумения истины; чтобы голос восторженного чувства, не соглашенный с другими силами духа, он не почитал безошибочным указанием правды; чтобы внушения отдельного эстетического смысла, независимо от других понятий, он не считал верным путеводителем для разумения высшего мироустройства (чтобы даже внутренний приговор совести, более или менее очищенной, он не признавал, помимо согласия других разуметельных сил, за конечный приговор высшей справедливости); даже чтобы господствующую любовь своего сердца, отдельно от других требований духа, он не почитал за непогрешительную руководительницу к постижению высшего блага; но чтобы постоянно искал в глубине души того внутреннего корня разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное зрение ума»

На высокой стадии нравственного развития разум поднимается до уровня «духовного зрения», без которого невозможно обнять истину божественную. Способ мышления возвышается до «сочувственного согласия с верой». При этом условии вера (и откровение) представляет для разума «...авторитет вместе внешний и внутренний, высшую разумность, живительную для ума» (I, 250). «Вера -- не достоверность к чужому уверению, но действительное событие внутренней жизни, чрез которое человек входит в существенное общение с Божественными вещами (с высшим миром, с небом, с Божеством)». Другими словами, Киреевский верил, что посредством объединения в одно гармоническое целое всех духовных сил (разума, чувства, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине) человек приобретает способность к мистической интуиции и созерцанию, которые делают для него доступной суперрациональную истину о Боге и его отношении к миру. Вера такого человека является не верой во внешний авторитет, в букву написанного откровения, а верой в «живое и цельное зрение ума».

Истоки такой философии Киреевский находит в сочинениях отцов церкви. Завершение развития их учения, «...соответственное современному состоянию науки и сообразное требованиям и вопросам современного разума...», устранило бы, -- говорит Киреевский, -- «...болезненное противоречие между умом и верою, между внутренними убеждениями и внешнею жизнью».

Это знание, которое зиждется на полном единстве всех духовных сил, коренным образом отличается от знания, выработанного абстрактным логическим мышлением, в отрыве от воли. Правда, так как «...человек мыслящий должен провести свои познания сквозь логическое иго, то, по крайней мере, он должен знать, что здесь не верх знания, и есть еще ступень, знание гиперлогическое, где свет не свечка, а жизнь. Здесь воля растет вместе с мыслью». В таком знании мы придем к «невыразимости», к тому, что относится к области «неразгаданного». Здесь Киреевский, очевидно, имел в виду восприятие «металогических» принципов бытия, лежащих глубже, чем качественные и количественные определения.

Друг Киреевского славянофил Кошелев рассказывает. Киреевский женился в 1834 г. На втором году супружества он предложил своей жене прочесть Кузэна. Она прочитала книгу и нашла в ней много достоинств. Однако она сказала, что в сочинениях св. отцов «все это изложено гораздо глубже и удовлетворительнее». Позднее они вместе читали Шеллинга, «и когда великие, светлые мысли их останавливали и Киреевский требовал удивления от жены своей, то она сначала отвечала ему, что эти мысли ей известны из творений Св. отцов». Киреевский тайком брал книги жены и читал их с большим увлечением. К этому времени относится его знакомство с иноком Филаретом. «...в 1842 году кончина старца Филарета окончательно утвердила его на пути благочестия».

Киреевский не рассматривал философию отцов церкви как нечто завершенное, не требующее дальнейшего развития. Грановский приписывает ему слова: «В творениях св. отцов нечего добавлять, там все сказано». Это обычный пример несправедливого отношения к славянофилам. В своей статье о возможности и необходимости новых начал для философии Киреевский писал, что было бы большой ошибкой думать о наличии в сочинениях отцов церкви готовой философии. Наша система философии, говорит он, еще будет создана, и создана не одним человеком.

Способ мышления, найденный Киреевским у отцов восточной церкви («безмятежность внутренней цельности духа»), был воспринят вместе с христианством.

Как известно, культура русского народа находилась на особенно высоком уровне развития в XII и XIII вв. Основные черты древнерусской образованности--цельность и разумность. Западная же образованность построена на принципах рационализма и дуализма. Это различие видно из многочисленных фактов:

• 1) на Западе мы видим богословие, опирающееся на абстрактный рационализм, доказательство истины при помощи логического связывания понятий, а в старой России -- стремление к истине посредством «...стремления к цельности бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного, умозрительного и житейского, искусственного и нравственного».
• 2) на Западе государство возникло на базе насилия и завоевания, в старой России оно возникло в результате естественного развития национальной жизни;
• 3) на Западе мы видим разделение на враждебные классы, в старой России- их единодушие;
• 4) на Западе земельная собственность является основой гражданских отношений, в старой России собственность -- случайное выражение личных взаимоотношений;
• 5) на Западе существует формальная логическая законность, а в старой России законность вытекает из самой жизни. Короче говоря, на Западе мы можем наблюдать раздвоение духа, науки, государства, классов, семейных прав и обязанностей, а в России, напротив, «...стремление к цельности бытия внутреннего и внешнего...», «...постоянная память об отношении всего временного к вечному и человеческого к Божественному...». Таковой была жизнь старой России, черты которой сохранились в народе и в настоящее время.

Говоря о «Богословии» епископа Макария, Киреевский отмечает, что введение к этой книге содержит понятия, несовместимые с нашей церковью, например о непогрешимости иерархии, как будто дух святой находится в иерархии отдельно от совокупности всего христианства. Из понимания целостности как свободной общины возникает учение Киреевского о взаимоотношении между церковью и государством.

Хомяков в свою очередь говорил, что «Живая истина» и особенно истина Божия не укладываются в границах логического постижения, которое есть только вид человеческого познавательного процесса. Они являются объектом веры (не в смысле субъективной уверенности, а в смысле непосредственного данного). Вера не противоречит пониманию, несмотря на ее металогический характер.

Конечно, необходимо, чтобы «бесконечное богатство данных, приобретаемых ясновидением веры, анализировалось рассудком».

Только там, где достигнута гармония веры и рассудка, имеется «всецелый разум». Под словом «вера» Хомяков, очевидно, подразумевает интуицию, т. е. способность непосредственного понимания действительной жизненной реальности, вещей в себе.

Человек -- ограниченное существо, наделенное рациональной волей и нравственной свободой. Эта свобода означает свободу выбора между любовью к Богу и себялюбием, другими словами, между праведностью и грехом. Этот выбор определяет окончательное отношение ограниченного разума к его вечной первопричине -- Богу.

Высказываясь о судьбе России, Киреевский писал: «Англия и Германия находятся теперь на вершине Европейского просвещения; ...их внутренняя жизнь уже окончила свое развитие, состарилась и получила ту односторонность зрелости, которая делает их образованность исключительно им одним приличною». Вслед им, полагает Киреевский, наступит черед России, которая овладеет всеми сторонами европейского просвещения и станет духовным вождем Европы.

По возвращении из-за границы Киреевский основал свой журнал «Европеец». Название этого журнала говорит о том, как высоко он оценивал роль России в ассимиляции принципов европейского просвещения.

Культура Запада неприятно поразила Киреевского своей односторонностью и узким рационализмом. Киреевский высоко оценивал немецкую ученость, но в общем Германия произвела на него впечатление страны «глупой», «дубовой», «хотя дубов в Германии, кроме самих немцев, почти нет».

Здесь мы можем обнаружить характерные черты положения о «соборности», об общине, разработанных Хомяковым. Несомненно, идеал общественного порядка Киреевский видел в общине. Он говорит, что «отличительный тип Русского взгляда на всякий порядок...» заключается в «совмещении личной самостоятельности с цельностью общего порядка...». Разум западноевропейца «не вмещает порядка без однообразия».

«Мы исповедуем, - писал Иван Аксаков, - по свободному искреннему убеждению такие начала, которые, по видимому, тождественны с началами, признаваемыми официальною властью, покровительствуемыми государством, защищаемыми всею его тяжеловесною мощью, и потому исповедуемыми целою массою людей лицемерно, из корысти, из лести, из страха. Но, во-первых, признавая эти начала истинными в их отвлеченности, мы отвергаем в большей части случаев всякую солидарность с их проявлением в русской современной действительности, с их русскою практикою; во-вторых, самое наше понимание этих начал и выводы, из них делаемые, нередко совершенно отличны от официального их толкования и от тех выводов, которые извлекают из них официальные ведомства".

Естественно, что славянофилы не могли быть угодными власти. Но, несмотря на все внешние препятствия, славянофильская мысль все же сумела выработать определенную, принципиально цельную идеологию не только в основной для нее области религиозной и философско-исторической, но и в сфере общественной философии.

По вопросам второстепенного значения встречаются подчас и определенные разноречия, тем не менее, в главном, в основном, царит несомненное единство. Самый принцип самодержавия понимается всеми представителями чистого славянофильства одинаково. Тут между ними нет противоречий.

Право, как явление самостоятельное, как самодовлеющий принцип, решительно отвергалось славянофилами. Выражаясь современным научным языком (в терминах „западноевропейской науки"), они не признавали за правом специфического арriori и отстаивали этическое рriori права.

Цель всякого закона, его окончательное стремление -есть обратиться в обычай, перейти в кровь и плоть народа и не нуждаться уже в письменных документах.

Киреевский и Хомяков были сторонниками идеи конкретности и цельности реальности. В двух статьях о Киреевском Хомяков полностью присоединяется к мнению последнего о формальном, сухом и рационалистическом характере европейской культуры и так же, как Киреевский, утверждает, что русская культура была вызвана к жизни идеалами разумности и цельности.

Хомяков придавал величайшее значение русской деревенской общине, миру с его сходками, принимающему единодушное решение, и его традиционной справедливостью в соответствии с обычаем, совестью и внутренней истиной.

В русской промышленности артель соответствует общине. В «Своде Законов» артель определена как компания, основанная на принципе совместных расходов и совместной ответственности производства работ или ведения торговли посредством личного труда ее членов. Последователь Хомякова Самарин полагает, что социальная и общинная жизнь древней Руси представляла собой воплощение принципа соборности.

В противоположность Киреевскому и К. Аксакову, Хомяков бичует пороки русской жизни. В начале Крымской кампании 1854--1855 гг. (против Турции, Франции и Англии) со страстью и вдохновением пророка он осудил порядки современной ему России (перед реформами Александра II) и призвал ее к покаянию.

Хомяков говорит, что аристократический режим воинственных народов чужд славянам, которые составляют земледельческую нацию. «Мы, -говорит он,- всегда останемся демократами, отстаивающими идеалы гуманности.»

Западная Европа оказалась неспособной воплотить христианский идеал цельности жизни, потому что она переоценила логический способ познания и рациональность. Россия же до сих пор не смогла воплотить в жизнь этот идеал по той причине, что полная и всеобъемлющая истина по своей сущности развивается медленно, а также и по той причине, что русский народ уделяет слишком мало внимания разработке логического способа познания, который должен сочетаться со сверхлогическим пониманием реальности. Тем не менее Хомяков верил в великую миссию русского народа. Эта миссия будет осуществлена тогда, когда русский народ полностью проявит все духовные силы и признает принципы, лежащие в основе православия. Россия призвана, по его словам, стать в центре деятельности мировой цивилизации. История дает ей такое право, так как принципы, которыми она руководствуется, характеризуются завершенностью и многосторонностью. Это право дается только тому государству, на граждан которого возлагаются особые обязанности. Россия стремится не к тому, чтобы быть Богатейшей или могущественной страной, а к тому, чтобы стать «самым христианским из всех человеческих обществ».

Хомяков питал искреннюю любовь к другим славянским народам. Он считал, что им присуще стремление к общественной и демократической организации. Хомяков надеялся, что все славяне, освобожденные с помощью России, образуют нерушимый союз.

Что касается Аксакова, то его ненависть к Западной Европе была такой же сильной, как и любовь к России. Киреевский и Хомяков, указывая на пороки западной цивилизации, в то же время признавали ее достоинства. Они любили западную цивилизацию и настаивали на необходимости синтезирования ценных элементов западного и русского духа. К. Аксаков видел только темные стороны западной цивилизации: насилие, враждебность, ошибочную веру (католицизм и протестантизм), склонность к театральным эффектам, «слабость».

В своем критическом очерке, посвященном Аксакову, С. Венгеров писал, что высокие качества, которые Аксаков приписывал русскому народу, могут быть названы «демократическим альтруизмом». Венгеров также писал, что Аксаков был проповедником «мистического демократизма».

К. Аксаков выступал против ограничения самодержавной власти царя, будучи в то же время сторонником духовной свободы индивидуума. Когда в 1855 г. на трон взошел Александр II, Аксаков представил ему через графа Блудова «Записку о внутреннем состоянии России». В «Записке» Аксаков упрекал правительство за подавление нравственной свободы народа и деспотизм, который привел к нравственной деградации нации; он указывал, что крайние меры могут только сделать в народе популярной идею политической свободы и породить стремление к достижению свободы революционным путем. Ради предотвращения подобной опасности Аксаков советует царю даровать свободу мысли и слова, а также возвратить к жизни практику созыва земских соборов.

Здесь мы непосредственно подходим к учению славянофилов о государстве. Н. А. Бердяев утверждает в своей монографии о Хомякове, что „славянофилы были своеобразными анархистами, анархический мотив у них очень силен". И всё-таки нужно оговориться, что этот анархизм был именно своеобразным, сильно отличным от типических его образцов. Анархизм в буквальном, обычном значении этого термина был чужд славянофильской идеологии.

Когда караван поворачивает назад, впереди оказывается хромой верблюд

Восточная мудрость

Две доминирующие философские мысли в России 19 века это западники и славянофилы. Это был важный спор с точки зрения выбора не только будущего России, но и ее устоев и традиций. Это не просто выбор к какой части цивилизации относится то или иное общество, это выбор пути, определение вектора будущего развития. В российском обществе еще в XIX столетии состоялся принципиальный раскол во взглядах на будущее государства: часть примером для наследования считала государства западной Европы, другая часть утверждала, что Российская Империя должна иметь свою особую модель развития. Эти две идеологии вошли в историю, соответственно, как «западничество» и «славянофильство». Однако корни противостояния этих взглядов и сам конфликт не удастся ограничить только XIX веком. Для понимания ситуации, а также влияния идей на сегодняшнее общество следует немного углубиться в историю и расширить временной контекст.

Корни появления славянофилов и западников

Принято считать, что раскол в общество по поводу выбора своего пути или наследования Европы внес царь, а позже император Петр 1, который пытался модернизировать страну на европейский лад и в результате превнес на Русь множество укладов и устоев, которые были характерны исключительно для западного общества. Но это был только 1, крайне яркий пример того, как вопрос выбора решался силой, и всему обществу это решение навязывалось. Однако история спора намного сложнее.

Истоки славянофильства

Для начала следует разобраться с корнями появления славянофилов в российском обществе:

1. Религиозные ценности.
2. Москва есть третий Рим.
3. Реформы Петра

Религиозные ценности

Первый спор о выборе пути развития историки обнаружили в ХV столетии. Состоялся он вокруг религиозных ценностей. Дело в том, что в 1453 году Константинополь, центр православия, был захвачен турками. Авторитет местного патриарха падал, все больше было разговоров о том, что священники Византии теряют «праведный моральный облик», а в Европе католической это происходит уже давно. Следовательно, Московское царство должно оградить себя от церковного влияния этих стан и провести очищение («исихазм») от ненужных для праведной жизни вещей, в том числе от «суеты мирской». Открытие в 1587 году патриархата в Москве стало доказательством того, что Россия имеет право на «свою» церковь.

Москва есть третий Рим

Дальнейшее определение необходимости своего пути связано с XVI столетием, когда родилась идея о том, что «Москва – третий Рим», а значит должна диктовать свою модель развития. В основе этой модели лежало «собирание земель русских» для защиты их от пагубного влияния католицизма. Тогда и родилась концепция «Святая Русь». Церковная и политическая идеи соединились в одну.

Реформаторская деятельность Петра

Реформы Петра начала ХVIII столетия были поняты не всеми подданными. Многие были убеждены, что это не нужные России меры. В определенных кругах даже родился слух, что во время визита в Европу царя подменили, ведь «настоящий русский монарх никогда не будет перенимать чуждые порядки». Реформы Петра раскололи общество на сторонников и противников, чем создали предпосылки для формирования «славянофилов» и «западников».

Истоки западничества

Что касается корней возникновения идей западников, кроме вышеуказанных реформ Петра следует выделить еще несколько важных фактов:

• Открытие западной Европы. Как только подданные российских монархов открывали для себя страны «другой» Европы на протяжении XVI-XVIII веков, они понимали разницу между регионами западной и восточной Европы. Они начинали задаваться вопросами причин отставания, а также путей решения этой сложной экономической, социальной и политической проблемы. Под влиянием Европы находился Петр, после «заграничного» похода во время войны с Наполеоном многие дворяне и интеллигенция начали создавать тайные организации, целью которых было обсуждение будущих реформ на примере Европы. Самой известной подобной организацией было общество декабристов.
• Идеи Просвещения. Это XVIII столетие, когда мыслители Европы (Руссо, Монтескье, Дидро) высказывали идеи о всеобщем равенстве, распространение образования, а также об ограничении власти монарха. Эти идеи быстро попали в Россию, особенно после открытия там университетов.

Суть идеологии и ее значимость

Славянофильство и западничество, как система взглядов на прошлое и будущее России, возникли в 1830-1840 годах. Одним из основателей славянофильства считается литератор и философ Алексей Хомяков. В этот период в Москве выходит две газеты, которые считались «голосом» славянофилов: «Москвитянин» и «Русская беседа». Все статьи этих газет насыщены консервативными идеями, критикой реформ Петра, а также размышлениями о «собственном пути России».

Одним из первых идейных западников считается писатель А.Радищев, который высмеивал отсталость России, намекая на то, что это вовсе не особый путь, а просто отсутствие развития. В 1830 годах с критикой российского общества выступил П.Чаадаев, И.Тургенев, С.Соловьев и другие. Так как российскому самодержавию было неприятно слышать критику, то западникам было сложнее, чем славянофилам. Именно поэтому некоторые представители этого течения покинули Россию.

Общие и отличительные взгляды западников и славянофилов

Историки и философы, которые занимаются исследованием западников и славянофилов, выделяют следующие предметы для дискуссий между этими течениями:

• Цивилизационный выбор. Для западников, Европа – эталон развития. Для славянофилов, Европа – пример морального падения, источник возникновения пагубных идей. Поэтому последние настаивали на особом пути развития Российского государства, которое должно иметь «славянский и православный характер».
• Роль личности и государства. Для западников характерны идеи либерализма, то есть свободы личности, ее первичность перед государством. Для славянофилов главное – государство, а личность должна служить общей идеи.
• Личность монарха и его статус. Среди западников было два взгляда на монарха в империи: его либо стоит убрать (республиканская форма правления), либо ограничить (конституционная и парламентская монархия). Славянофилы считали, что абсолютизм – это истинно славянская форма правления, конституция и парламент – это чуждые для славян политические инструменты. Яркий пример такого взгляда на монарха перепись населения 1897 года, где последний император Российской империи в графе «род занятий» указал «хозяин земли русской».
• Крестьянство. Оба течения сходились в том, что крепостное право – это пережиток, признак отсталости России. Но славянофилы призывали ликвидировать его «сверху», то есть при участии власти и дворян, а западники призывали прислушаться к мнению самих крестьян. Кроме того, славянофилы говорили, что крестьянская община – это лучшая форма управления землей и ведения хозяйства. Для западников общину нужно распустить и создать частного фермера (что и пытался сделать П.Столыпин в 1906-1911 годах).
• Свобода информации. По мнению славянофилов, цензура – нормальная вещь, если она в интересах государства. Западники выступали за свободу печати, свободное право выбора языка и т.д.
• Религия. Это один из основных пунктов славянофилов, поскольку православие – это основа русского государства, «Святой Руси». Именно православные ценности должна защитить Россия, поэтому она и не должна перенимать опыт Европе, ведь он нарушит православные каноны. Отражением этих взглядов была концепция графа Уварова «православие, самодержавие, народность», которая стала основой построения России в ХІХ веке. Для западников религия не была чем-то особенным, многие даже говорили о свободе вероисповедания и отделении церкви от государства.

Трансформация идей в 20 веке

В конце XIX – начале XX века эти два течения прошли сложную эволюцию и трансформировались в направления и политические течения. Теория славянофилов в понимании некоторой интеллигенции начала трансформироваться в идею «панславизма». В ее основе идея объединения всех славян (возможно только православных) под одним флагом одного государства (России). Или другой пример: из славянофильства возникли шовинистические и монархистские организации «Черные Сотни». Это пример радикальной организации. Конституционные-демократы (кадеты) приняли некоторые идеи западников. Для социалистов-революционеров (есеров) Россия имела свою модель развития. РСДРП (большевики) меняли свои взгляды на будущее России: до революции Ленин утверждал, что Россия должна пройти путь Европы, однако после 1917 года заявил о своем, особом пути страны. По-сути, вся история СССР – это реализация идеи своего пути, но в понимании идеологов коммунизма. Влияние Советского Союза в странах центральной Европы – это попытка реализации все той же идеи панславизма, но в коммунистической форме.

Таким образом, взгляды славянофилов и западников формировали на протяжении долгого периода времени. Это сложные идеологии, в основе которых выбор системы ценностей. Эти идеи на протяжении XIX-XX века пережили сложную трансформацию, стали основой многих политических течений России. Но стоит признать, что славянофилы и западники – не уникальное явление России. Как показывает история, во всех странах, которые отставали в развитии, общество делилось на тех, кто желал модернизации и тех, кто пытался оправдаться особой моделью развития. Сегодня эта дискуссия также наблюдается в государства восточной Европы.

Особенности общественных движений в 30-50 года 19 века

Славянофилы и западники это далеко не все общественные движение Росии 19 века. Просто они наиболее распространены и известны, ведь спорт этих двух направлений актуален и по сей день. До сих пор в России мы видим неутихающие споры о том "Как жить дальше" - копировать Европу или остановиться на своем пути, который должен быть уникальным для каждой страны и для каждого народа.Если же говорить про общественные движения в 30-50 годах 19 века в Российской империи, то они формировались при следующих обстоятельствах

Это обязательно нужно учитывать поскольку именно обстоятельства и реалии времени формируют вщгляды людей и заставляют их совершить те или иные поступки. И именно реалии того времени породили и западничествои славянофильство.

В ХIХ веке выделилось две основные группы мыслителей - западники и славянофилы.

Они высказали противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала Россию с общей европейской судьбой. Россия - Европа, но только отстала от нее в развитии. За столетия ига европейское лицо россиян существенно изменилось, и только Петр сумел вырвать страну из отсталости и сна, повернуть ее снова на магистральный путь европейской цивилизации. Будущее России - в примере Европы, в заимствовании ее государственного, общественного, технологического опыта. Русские должны по примеру ведущих европейских стран выстраивать свою государственность, развивать парламентаризм, демократические традиции, повышать культуру. Важное место западники отводили вопросу о том, что россиянин, наконец, должен осознать себя как независимую творческую личность, знающую и уважающую свои права.

Славянофилы заняли противоположную позицию. У России - своя судьба, свой путь в истории. Ей не подходят западные порядки и рецепты лечения общественных болезней. Россия - земля не государственная, а общинная, семейная. В ней прежде всего сильны традиции коллективизма, коллективной собственности. Русский народ не претендует на государственную власть, он доверяет ее монарху, который подобен отцу в семье, его слово и воля - живой закон, не подлежащий оформлению в виде конституций и хартий. Важную роль в жизни страны и ее народа играет православная вера.

Именно она и указывает россиянам их истинное предназначение - к истинному нравственному самоусовершенствованию.

Славянофильство – неотъемлемая органическая часть русской общественной мысли и культуры 19 в. Постоянный и резкий критик славянофилов В.Г.Белинский писал: «Явление славянофильства есть факт, замечательный до известной степени, как протест против безусловной подражательности и как свидетельство потребности русского общества в самостоятельном развитии».

Славянофильство как идейное течение оформилось в первой половине 40-х годов. Его зачатки, однако, обнаруживаются значительно раньше. Они видны еще в суждениях ряда деятелей, которые вслед за событиями 14 декабря 1825 года всё отчетливее определяли свое место в стане про­тивников освободительного движения. Характерно, что в кругу прежних участников общества «любомудров», среди лиц, настойчиво требовавших в последекабрьские годы отказа от борьбы с существующим строем, ратовавших за «уважение к действительности», находились и будущие сла­вянофилы И. В. Киреевский и А. И. Кошелев.

С самого возникновения и на протяжении всего времени своего су­ществования славянофильство было представлено немногочисленной группой, столпами которой явились в 40-50-х годах А. С. Хомяков и И. В. Киреевский.

Говоря об И. В. Киреевском, как об одном из основоположников славянофильства, следует отметить, что становление его взглядов прошло довольно сложный путь.

От участия в кружке «любомудров» до тесной дружбы со схимником Филаретом и старцами Оптинского монастыря, от редактирования жур­нала «Европеец» до издания богословской литературы, от приверженности западной цивилизации до противопоставления западноевропейской обра­зованности «образованности русской» - такова эволюция, проделанная И. В. Киреевским в течение 20-50-х годов.

Крупную роль в славянофильской группе играл К. С. Аксаков. В его работах наиболее полно освещена историческая концепция славянофилов. Он подвизался и в качестве ведущего славянофильского литературного критика. Взгляды К. С. Аксакова также претерпели немалые изменения. Начало его идейного формирования относится к 30-м годам, когда он был участником кружка Станкевича. Влияние этого кружка сказалось и на написанной К. Аксаковым в начале 40-х годов и появившейся в свет в 1846 году диссертации о Ломоносове. Впоследствии К. С. Аксаков по­лучил известность как один из самых ортодоксальных деятелей славяно­фильства, выражавший в крайне заостренной форме положения, характер­ные для всего его круга.

Впервые о своем появлении на общественной арене славянофильство
возвестило жаркими спорами в московских литературных салонах, а затем
и печатными выступлениями.

Оживленные толки в домах Елагиных, Свербеевых, Кошелева в конце 30-х годов о ходивших тогда в списках статье А. С. Хомякова «В старом и новом» и «В ответ А. С. Хомякову» И. В. Киреевского послужили на­чалом длительной «словесной войны» по вопросам о «самобытном пути» России и «народных началах». Рубеж 30-х и 40-х годов - время первых схваток славянофилов с их противниками - западниками. А. И. Герцен отмечал, что по воз­вращении летом 1842 года из Новгорода в Москву он застал славянофилов и их порицателей, разделенных на враждующие «партии», на два «стана». О славянофилах и их противниках как о двух литературных «партиях», стоящих к 1843 году «как два лагеря друг против друга, каждый со своими шпагами», писал в своих мемуарах и П. В. Анненков.

Полемика со славянофилами - первая крупная общественно-политиче­ская, философская, литературная дискуссия 40-х годов. В ней нашла свое идейное выражение борьба общественных группировок вокруг вопроса о путях развития России, русской культуры, русской литературы,- борьба, всё более обострявшаяся по мере приближения эпохи, идущей на смену крепостничеству.

Противниками славянофилов явились деятели, принадлежавшие к раз­личным направлениям. С критикой славянофильских взглядов выступили, с одной стороны, представители так называемой «западнической» группи­ровки, приверженцы принципов буржуазного либерализма, как например П. В. Анненков, В. П. Боткин, К. Д. Кавелин, Н. X. Кетчер, с другой - поборники идей демократизма, материализма и утопического социализма - В. Г. Белинский и А. И. Герцен. Хотя споры представителей западнической группы с кругом Хомякова, Киреевских и Аксаковых постепенно отходили, на второй план, по сравнению с борьбой нарождавшейся революционной демократии с буржуазно-помещичьим лагерем, всё же они, несомненно, сыграли тогда положительную роль, оставив заметный след в идейной жизни России XIX века.

В общественно-политической борьбе России последних двух предреформенных десятилетий славянофильская группа заняла место на правом
фланге либерального лагеря. Имея немало сходственных черт с идеологией
«официальной народности», славянофильские воззрения, однако, по ряду
вопросов отличались от взглядов группы Погодина и Шевырева. Славянофильство являлось в 40-50-х годах оппозиционной группировкой, исключая, правда, период 1848-1849 годов, когда славянофилы, под впечатлением бурных событий на Западе и из-за опасения воздействия их на Россию, воздерживались от укоризненных замечаний в адрес правительства.

Славянофильская критика нередко направлялась против цензурного
произвола, полицейской опеки, бюрократического засилья. Славянофилы
ратовали за отмену крепостного права. Еще в своей статье о «Старом и
новом» А. С. Хомяков гневно отозвался о крепостном праве, охарактери­зовав его как «мерзость рабства законного».

Сосуществование двух противоположных тенденций - одной, проявлявшейся в постоянном тяготении к охранительным взглядам, другой, выражавшейся в суждениях, расходящихся с официальной идеологией - характерная черта славянофильской концепции 40-50-х годов. В славяно­фильских воззрениях нашли свое отражение настроения той части помещичьих слоев, которые в эпоху, лежащую на грани феодального и капиталистического периодов истории России, в обстановке углублявшегося кризиса крепостнической системы, с одной стороны, находились в поисках путей для приспособления к растущим буржуазным отношениям - с другой, испытывая страх перед капиталистическим развитием, изыскивали средства, чтобы задержать его. Противоречивость многих суждений славянофилов по ряду важнейших проблем имела глубокие социальные корни.

В своих философских взглядах славянофилы главным образом исхо­дили из учения позднего Шеллинга. «В начале XIX века Шеллинг был тем же, чем Христофор Колумб в XV, он открыл человеку неизвестную часть его мира... его душу», писал В. Ф. Одоевский в «Русских ночах».

Шеллингианские положения были
приспособлены ими к догмам православия: «...я думаю, - писал
И. В. Киреевский, - что философия немецкая, в совокупности с тем раз­витием, которое она получила в последней системе Шеллинга, может слу­жить у нас самой удобной ступенью мышления от заимствованных систем
к любомудрию самостоятельному, соответствующему основным началам
древнерусской образованности и могущему подчинить раздвоенную обра­зованность Запада цельному сознанию верующего разума». Симпатии
Киреевского - ревностного приверженца принципов «философии открове­ния» Шеллинга - на стороне тех мыслителей, которые, подобно Шел­лингу, «требуют новой духовной силы вне разума». Особенное достоин­ство философской системы Шеллинга Киреевский видит в том, что она
имеет устремленность к слиянию «с верою в одно умозрительное
единство».

Отрицая закономерности и единство исторического процесса, славянофилы усиленно пропагандировали схему, резко противопоставлявшую путь «внутренней правды» России пути «внешней правды» Запада «рационалистической культуре» Запада..

Славянофильство горячо отстаивало православие, выступало апологетами старины, выдвигало требование разрыва с Западом.

Как изобилующий смутами и раздорами, обессиленный внутренним раздвоением и мечтательностью, ослабленный «латино-протестантской односторонностью» предстает Запад со страниц произведений славянофилов.

Об умственной жизни Запада славянофилы писали как об утратившей свою силу, обнаружившей «болезненные явления» еще со времен реформации и даже с предшествовавшей ей эпохи Возрождения. О философской мысли Запада Киреевский говорил как о движущейся в замкнутом кругу и вернувшейся к принципам Аристотеля.

Следует отметить, что славянофилам, особенно А. С. Хомякову и И. В. Киреевскому, отнюдь не было присуще безоговорочное осуждение всего Запада.

Еще в статьях, помещенных в первых номерах «Москвитянина» за 1845 год, Хомяков и И. В. Киреевский стали, противореча самим себе, отмежевываться, по выражению П. В. Анненкова, от «доморощенных гонителей Запада».

В «Обозрении современного состояния литературы» И, В. Киреевский указывал, что те, кто отвергают всё европейское, отрывают себя от развития человечества. Он высказывался за использование того, что было или есть «доброго в жизни Запада» и подчинение заимствованного «истинным», «высшим» русским началам.

Стремления И. В. Киреевского в середине 40-х годов сгладить острые углы славянофильской трактовки проблемы России и Запада и сделать менее уязвимым для критики один из важнейших принципов славяно­фильского учения не ускользнули от взора А. И. Герцена, записавшего в свой дневник: «. . . Иван Васильевич хочет как-то и с Западом поладить; вообще он и фанатик эклектик».

Разноречивость в суждениях И. В. Киреевского о Западе в известной мере объясняется тем, что как сам автор «Обозрения современного состоя­ния литературы», так и его единомышленники, обличая Запад, в то же время испытывали сильное тяготение к реакционным идеям, в значитель­ной степени черпаемым из западноевропейских источников.

Нередко, справедливо критикуя тех, кто был ослеплен иноземным и предпочитал чужое своему, низкопоклонствовал перед Западом, славяно­филы, однако, сами по существу смыкались с отдельными критикуемыми ими деятелями в благоговении перед реакционными, консервативными сторонами западноевропейской жизни.

Толки о «гниении Запада» особенно часто были в славянофильском кругу в 1848 - 1849 годах, когда напуганные революционной бурей, про­несшейся по Западной Европе, славянофилы наиболее яростно нападали на прогрессивные слои Запада и устами К. С. Аксакова заявляли о своем презрении к поднявшимся на борьбу народам Европы.

Славянофильская антитеза Запада и Востока раскрывается как анти­теза революции и России. Рассматривая историю Запада, как изобилую­щую «кровавыми переворотами», славянофилы противопоставляли запад­ным началам «самобытный путь» России. Исходным моментом в славяно­фильских суждениях о различии судеб русского и западноевропейских народов явилась норманистская версия о «призвании варягов».

Одну из важных отличительных особенностей Запада славянофилы видели в том, что государственность там утвердилась не «по воле и убеждению народа», не в результате призвания, как в России, а путем завоевания и насилия: «. . . начавшись насилием, государства европейские должны были развиваться переворотами», - указывал И. В. Киреевский. По-иному, по его мнению, шло развитие Русской земли, не знавшей ни завоевателей, ни завоеванных, не могущей стать почвой для социальной вражды.

Безмятежно мирной представлялась славянофилам допетровская Русь, не ведавшая будто резкого разделения сословий, покоившаяся на прочном союзе «народа с властью». Идеальным общественным устройством славянофилы считали то, которое было на Руси в XVII столетии, когда «всей землей» был избран на престол Михаил Федорович и государственная власть постоянно обращалась за советами к «общественному мнению» - Земскому собору.

Полный грозных волнений, всколыхнувших страну, «бунташный век», как охарактеризовал его Ключевский, являлся, по мнению славянофилов временем апофеоза идеи единства земли и власти, царя и народа. Ha усиленное внимание славянофилов к XVII веку указано было еще М. О. Кояловичем, заметившим, что славянофилы «передвинули карамзинский центр тяжести русской истории от времен Иоаннов ко временам Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича и занялись поисками в XVII веке «существенных особенностей и явлений русской исторической жизни.
Резко отличая допетровский и петровский периоды, славянофилы» осуждали Петра I за разрыв «нравственной связи» с народом, призывая вернуться к идиллическим временам мирного сожительства народа и- власти. Возвращение к «самобытному пути» должно было, по их убеждению, гарантировать Россию от социальных потрясений. Мысль о чуждости революции духу России с наибольшей ясностью выражена в известной «Записке» К. С. Аксакова 1855 года - одном из
программных документов славянофильской группы. Развивая тезис
о совершенной антиреволюционности русского народа, в частности,
расценивая восстание 14 декабря 1825 года как плод нерусских начал,
внесенных Петром, К. С. Аксаков недоумевает по поводу того, что правительству постоянно мерещатся какие-то «западные призраки» и
оно изыскивает средства борьбы против несуществующего в России
врага.

Следует заметить, что славянофильский тезис об исконной аполитич­ности русского народа встретил одобрение в правящих кругах. Прочитав объяснение И. С. Аксакова, написанное им при его аресте в марте 1849 года, Николай I испещрил раздел, в котором автор повествует о нравственной порче на Западе, о духе смирения и покорности монарху, царящем в России, следующими замечаниями: «святая истина», «слава богу», «всё это справедливо». На другом документе, принадлежащем перу брата И. С. Аксакова, К. С. Аксакову, ряд аналогичных пометок сделан Александром II. На полях рассмотренной выше «Записки» К. С. Аксакова 1855 года, в том месте, где говорится, что русский народ не проявляет будто никакого интереса к политическим правам и что ему якобы чуждо стремление к участию в делах государственного управления, рукою Александра II написано: «Дай бог».

Боязнью социальных катастроф пронизаны мысли славянофилов о «народном духе», об общине как форме «народной жизни». Славянофильская группа не раз заявляла о себе как о первой поднявшей знамя народности в литературе и вызвавшей в русском обществе живой интерес к народу, к общине. Декларируя о своем народолюбии, сла­вянофилы щедро адресовали представителям других общественных груп­пировок упреки в антипатриотизме. Славянофильская критика была заполнена рассуждениями о губительности отрыва интеллигенции от народ­ной стихии, о необходимости сближения общества с народом, важности всестороннего освещения народной жизни.

В своей трактовке проблемы народности славянофилы исходили из признания «простого народа» носителем духа покорности и религиозности. Вопрос о народности рассматривался ими как неразрывно связанный задачами, требовавшими, по их мнению, упрочения исконных русских начал, и прежде всего укрепления религиозного чувства.

И. В. Киреевский утверждал, что помыслы народа глав­ным образом направлены к тому, чтобы постичь истину православной веры А И. Кошелев говорил о религиозности как определяющей черте мировоззрения русских людей, о православии как об основе силы и вели­чия народа: «Без православия наша народность - дрянь. С православием наша народность имеет мировое значение».

В этом аспекте решался славянофилами и вопрос о народности в ис­кусстве. По словам славянофильского критика А. Н. Попова, «вопрос о народности в -искусстве исчезает перед вопросом об отношении искус­ства к религии». С позиций религиозного истолкования проблемы на­родности в искусстве и подошел Хомяков в частности к оценке картины А А Иванова «Явление мессии народу». Не поняв демократической сущ­ности «Мессии», не увидев в картине народа, пробуждающегося от без­молвия, Хомяков охарактеризовал гениальное творение Иванова как про­изведение церковной живописи, предвосхищавшее «иконопись в ее высшем значении.

Подтверждения своих взглядов на народность славянофилы настойчиво искали и в русском народном поэтическом творчестве. Отдавая должное заслугам славянофилов (особенно П. В. Киреевского и A. Гильфердинга) в собирании памятников фольклора, не следует, разумеется, упу­скать из вида и ту цель, которую они преследовали своей деятельностью в области народного творчества. Подобно ряду других реакционных ро­мантиков, славянофилы обратились к фольклору в угоду теории, в извращенном виде освещающей чаяния народа, его подлинные интересы стремления, воспевающей отсталые, консервативные стороны народного быта.

На народную поэзию как на основной источник, из которого можно
почерпнуть драгоценные сведения о таких якобы «существенных сторонах
русской народной жизни», как смирение и покорность судьбе, указывал
в «Русской беседе» Т. И. Филиппов в своей рецензии на пьесу
А. Н. Островского «Не так живи, как хочется». Фальсифицируя народную поэзию, славянофильский критик старался на нее опереться в своей
проповеди домостроевских идей, в пропаганде реакционных взглядов на
народ.

В русских народных песнях славянофильская критика усматривала
отражение мирного и спокойного хода народной жизни. В героическом
эпосе Киевской Руси, по словам К. С. Аксакова, запечатлелись «чувство
братства», «чувство кротости», «полный веселья образ русской общины».
Славянофильская трактовка сущности народного творчества подверглась
резкой критике со стороны русских революционных демократов, камня на
камне не оставивших от воззрений, проникнутых духом идеализации
«ветхозаветной старины». Революционно-демократические публицисты
вскрывали антинародный характер «теорий народности», проповедываемых Хомяковым, Киреевским, Аксаковым и их единомышленниками.

В тесной связи со славянофильской концепцией народности находятся и воззрения славянофилов на общину. Перед лицом распространения в России «общественных язв», уже давно разъедающих тело Запада, сла­вянофилы усмотрели в общине орудие сохранения социального мира в стране. Они считали общину основой народной жизни, формой, рас­крывающей лучшие стороны человека, осуществляющей высший нрав­ственный закон.

В предреформенные годы в славянофильской критике, наряду с обыч­ными для нее рассуждениями в 40-х годах об общине как о порождении «народного духа» и «нравственном хоре голосов», всё более оттеняется мысль об особой роли общины, о значении ее как меры, которая позволит крестьянству избежать пауперизации и предотвратит появление пролета­риата в стране.

Известно, что поборниками общины выступали и представители демо­кратического лагеря 50-60-х годов. Но совершенно очевидно, что между воззрениями славянофилов на общину и деятелей, группировавшихся во­круг «Колокола» и «Современника», имеется лишь внешнее сходство. У славянофильских критиков были все основания отметить свое коренное несогласие с точкой зрения представителей демократического лагеря на общину. «Современник», отстаивал принцип общинного землевладения в инте­ресах крестьянства, славянофильская критика - в интересах помещичьего класса. Чернышевский в общине видел залог построении социализма (крестьянского социализма»), славянофилы - средство консервирования «самобытных», патриархальных отношений.

Славянофилы в своих литературных вкусах и построениях были консервативными романтиками и убежденными противни­ками критического реализма. Новые противники реализма про­шли искусы немецкой философии, и спорить с ними было нелег­ко. Они сражались, можно сказать, тем же оружием, что и при­верженцы реализма.

Среди славянофилов следует различать два поколения. К старшему, основавшему самое учение, относятся И. В. Киреесвскнй, его брат П. В. Киреевский, А. С. Хомяков. К молодому поколению, бравшему доктрину не в целости,- К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин.

Идеи славянофилов не могли создать художественно ценной литературы. Выделяются лишь отдельные стихотворения Хомя­кова, К. Аксакова, И. Аксакова. . Козырем в конкуренции с про­грессивной реалистической литературой у них был С. Т. Аксаков (отец Константина и Ивана Аксаковых). Но С. Т. Аксаков не был собственно славянофилом, а как писатель-реалист даже противостоял им. Он был другом Гоголя, ценил его как автора «Ревизора» и «Мертвых душ» и порицал «Выбранные места из переписки с друзьями». Именем Гоголя славянофилы явно спе­кулировали, используя его дружеские отношения с домом Акса­ковых. Позднее славянофилы малоуспешно старались привлечь к себе Островского как бытописателя москворецкой старины. Они пытались приспособить к себе «черноземную правду» Пи­семского, тем более что сам писатель уклонялся от передовых идей и как бы шел навстречу таким желаниям. Пытались они в своем «народном» духе истолковать и «Записки охотника» Тур­генева. Но все эти писатели не пошли вместе со славянофилами. Питаясь не столько собственным положительным литератур­ным опытом, сколько страхом перед реалистическими разобла­чениями российской действительности, способствующими перево­ротам, славянофилы разработали особую систему исторических и эстетических взглядов, которую с методологической стороны можно квалифицировать как консервативный романтизм.

Сущность славянрфильской доктрины заключалась в идее национального единения всех русских людей в лоне христиан­ской церкви без различия сословий и классов, в проповеди сми­рения и покорности властям. Все это имело реакционно-романтический, утопический характер. Проповедь идеи «русского на­рода-богоносца», призванного спасти мир от гибели, объединить вокруг себя всех славян, совпадала с официальной панславист­ской доктриной Москвы как «третьего Рима».

Но у славянофилов были и настроения недовольства сущест­вующими порядками. Царская власть, в свою очередь, не могла терпеть покушений на свои устои даже в туманных рассуждени­ях славянофилов о необходимости совещательных земских со­боров, особенно в заявлениях о необходимости личного освобож­дения крестьян, в обличениях неправого суда, злоупотреблений чиновничества, чуждых истинно христианской морали. Славяно­филы были представителями либерального дворянства, дально­видно начавшего искать выход из тупика, чтобы избежать в Рос­сии революционных взрывов по западному образцу.

Оппозиционность славянофилов была ограниченной. Писатели-реалисты и подлинные демократы, выносившие на себе главную тяжесть борьбы с самодержавием, критиковали их за лож­ную народность, утонченную защиту основ существующего строя.

Славянофилы старались возвысить свой престиж за счет то­го, что после 1848 года западники, пережив разочарование в буржуазном утопическом социализме, стали разрабатывать идеи «русского общинного социализма». Красноречивым приме­ром для них был эмигрант Герцен. Славянофилы давно тверди­ли, что в крестьянской общине сохранился дух подлинной на­родности, единения классовых интересов. При поверхностном взгляде получалось, что западники пришли на поклон к славя­нофилам. Известно, что и позднее находились теоретики, кото­рые Чернышевского и народников, разрабатывавших идеи все того же крестьянского «общинного социализма», относили к сла­вянофилам. Но сходство это только кажущееся.

Для славянофилов община - средство сохранения патриар­хальности, оплот против революционного брожения, в конечном счете в противоречии с требованиями личного освобождения кре­стьян, средство удержания крестьянских масс в повиновении по­мещикам, воспитания в них смирения. А для революционных де­мократов и народников община - форма перехода к социализму, прообраз будущего социалистического труда и общежития. Пусть эта доктрина была утопической, но все же сущность общины и ее назначение трактовались революционными демократами в прямо противоположном по сравнению со славянофилами смысле.

Славянофилы любили выдавать себя за подлинных предста­вителей русской самобытности, народности. Они собирали фольклор, как отголосок идеализировавшегося ими прошлого в жизни народа. Они претендовали на создание особого внеклас­сового русского искусства взамен русского реализма, который уже существовал. Все это были реакционные утопическо-романтические абстракции. Славянофилы радовались любым проявле­ниям противоречий в жизни Запада и пытались выдать Россию за оплот нравственных начал, якобы имеющую совсем иную историю, не чреватую революционными потрясениями.

Из романа И. С. Тургенева «Дым»:

Потугин: «Удивляюсь я своим соотечественникам. Все унывают, все повесивши нос ходят, и в то же время все исполнены надеждой и чуть что, так на стену и лезут. Вот хотя бы славянофилы: прекраснейшие люди, а та же смесь отчаяния и задора, тоже живут буквой «буки». Все мол, будет, будет. В наличности ничего нет, и Русь в целые десять веков ничего своего не выработала, нив управлении, нив искусстве, ни даже в ремесле…но постойте, потерпите. Все будте. А почему будет, позвольте полюбопытствовать? А потому, что мы мол, образованные люди, - дрянь; но народ…о, это великий народ!.. Стоило бы призадуматься да попризанять у старших братьев, что они придумали – лучше нас и прежде нас!».

Литвинов: «Позвольте мне сделать вам одно замечание. Вот вы говорите, что нам следует занимать, перенимать у наших старших братьев; но как же возможно перенимать, не соображаясь с условиями климата, почвы, с местными, с народными особенностями?».

Потугин: «Кто же вас заставляет перенимать зря? Ведь вы чужое берете не потому, что оно чужое, а потому что оно вам пригодно: стало быть, вы соображаете…».

«Западники - первоначальное прозвище оппонентов славянофилов в спорах о судьбах России. Отрицательный привкус слова выветрился. Остался знак – символ группы людей с определенным мировоззрением, отличающимся довольно резко от общепринятого.

Отношение национального к общечеловеческому обыкновенно представляют себе как противоположность случайного – существенному, тесного и ограниченного – просторному и свободному, как ограду, пеленки, оболочку куколки, которые надо прорывать, чтобы выйти на свет Божий; общечеловеческим гением считается такой человек, который силою своего духа успевает вырваться из пут национальности и вывести сея и своих современников (в какой бы то ни было категории деятельности) в сферу общечеловеческого. Цивилизационный процесс развития народов заключается именно в постепенном отрешении от случайности и ограниченности национального, для вступления в область существенности и всеобщности - общечеловеческого. Так и заслуга Петра Великого состояла именно в том, что он вывел чад человечества, по крайней мере, указал путь к ней. Такое учение развилось в России в тридцатых и в сороковых годах, до литературного погрома 1848 года. Главными его представителями и поборниками были Белинский и Грановский; последователями – так называемые западники, к числу которых принадлежали, впрочем, почти все мыслившие и даже просто образованные люди того времени; органами – «Отечественные записки» и «Современник»; источниками – германская философия и французский социализм; единственными противниками – малочисленные славянофилы, стоявшие особняком и возбуждавшие всеобщий смех и глумление. Такое направление было очень понятным. Под национальным разумелось не национальное вообще, а специально-русское национальное, которое было так бедно, ничтожно, особливо если смотреть на него с чужой точки зрения; а как же не стать на эту чужую точку зрения людям, черпавшим поневоле все образование из чужого источника.

Под общечеловеческим же подразумевали то, что так широко развивалось на Западе, в противоположность русскому, т.е. германо-романское, или европейское.

Учение славянофилов было не чуждо оттенка гуманитарности, что, впрочем, иначе не могло быть. Потому что оно также имело двоякий источник: германскую философия и изучение начал русской и вообще славянской жизни – в религиозном, политическом, историческом и бытовом отношениях. Если оно напирало на необходимость самобытного национального развития, то отчасти потому, что, сознавая высокое достоинство славянских начал, а также видя успевшую уже высказаться, в течение долговременного развития, односторонность и непримиримое противоречие начал европейских, считало, будто бы славянам суждено решить общечеловеческую задачу, чего не могли сделать их предшественники».

Российское западничество 19 в. никогда не было однородным идейным течением. Среди общественных и культурных деятелей, считавших, что единственный приемлемый и возможный для России вариант развития – это путь западноевропейской цивилизации, были люди самых разных убеждений: либералы, радикалы, консерваторы. На протяжении жизни взгляды многих из них существенно менялись. Так, ведущие славянофилы И.В.Киреевский и К.С.Аксаков в молодые годы разделяли западнические идеалы (Аксаков был участником «западнического» кружка Станкевича, куда входили будущий радикал Бакунин, либералы К.Д.Кавелин и Т.Н.Грановский, консерватор М.Н.Катков и др.). Многие идеи позднего Герцена явно не вписываются в традиционный комплекс западнических представлений. Сложной была и духовная эволюция Чаадаева, безусловно, одного из наиболее ярких русских мыслителей-западников.

П.Я.Чаадаев (1794–1856), несомненно, считал себя христианским мыслителем. Столь характерная для русской мысли обращенность к теме истории обретает в его творчестве новые черты. Чаадаев утверждал в своих сочинениях культурно-историческую роль христианства. Он писал, что историческая сторона христианства заключает в себе всю «философию христианства». В «историческом христианстве» находит, по Чаадаеву, выражение сама суть религии, которая является не только «нравственной системой», но действующей универсально божественной силой. Можно сказать, что для Чаадаева культурно-исторический процесс имел сакральный характер. Остро чувствуя и переживая священный смысл истории, Чаадаев основывал свою историософию на концепции провиденциализма. Для него несомненно существование божественной воли, ведущей человечество к его «конечным целям». В своих работах он постоянно подчеркивал мистический характер действия «божественной воли», писал о «Тайне Промысла», о «таинственном единстве» христианства в истории и т.д. Тем не менее рационалистический элемент присутствует в его мировоззрении и играет достаточно существенную роль, соседствуя с мистицизмом. Апология исторической Церкви и Промысла Божия оказывается средством, открывающим путь к признанию исключительной, едва ли не абсолютной ценности культурно-исторического опыта человечества. «Конечно, не все в европейских странах, – писал Чаадаев, – проникнуто разумом, добродетелью, религией, далеко нет, – но все в них таинственно повинуется той силе, которая властно царит там уже столько веков». Западный путь, при всем его несовершенстве, есть исполнение сакрального смысла истории.

Западник-радикал Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) в молодости пережил страстное увлечение немецкой философией: эстетикой романтизма, идеями Шеллинга, Фихте, а несколько позднее – Гегеля. Однако верным гегельянцем критик был сравнительно недолго. Уже в начале 1840-х годов он резко критикует рационалистический детерминизм гегелевской концепции прогресса, утверждая, что «судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира». Персонализм Белинского был неразрывно связан с его увлечением социалистическими идеалами. Идеал общественного строя, основанного «на правде и доблести», должен быть воплощен в реальность, прежде всего во имя суверенных прав личности, ее свободы от любых форм социального и политического гнета. Дальнейшая эволюция взглядов Белинского сопровождалась усилением критического отношения к столь увлекавшему его в молодые годы философскому идеализму. Религиозные же убеждения молодости уступали настроениям явно атеистического толка. Эти настроения позднего Белинского вполне симптоматичны: в российском западничестве все в большей степени начинает доминировать идеология политического радикализма.

Михаил Александрович Бакунин (1814–1875) был одним из наиболее ярких представителей российских западников-радикалов. Его философское образование (под влиянием Н.В.Станкевича) начиналось с усвоения идей Канта, Фихте и Гегеля. Определенное воздействие на молодого Бакунина оказали сочинения европейских мистиков (в частности, Сен-Мартена). Но наиболее значительную роль в его духовной эволюции сыграло гегельянство. В опубликованной в 1842 в Германии статье Реакция в Германии Бакунин писал о гегелевской диалектике абсолютного духа как о процессе революционного разрушения и творчества. Впрочем, уже в этот период его отношение к философии становится все более критическим. «Долой, – заявлял Бакунин, – логическое и теоретическое фантазирование о конечном и бесконечном; такие вещи можно схватить только живым делом». Таким «живым делом» для него стала революционная деятельность. Исключительный по своему напряжению пафос революционного утопизма пронизывает все последующее творчество Бакунина. «Радость разрушения есть в то же время творческая радость», – утверждал он. И это одно из многих его утверждений подобного рода. «Светлое будущее», ради которого Бакунин-революционер был готов жертвовать своей и чужой жизнью, предстает в его описании в виде некой грандиозной утопии, не лишенной религиозных черт: «Мы накануне великого всемирного исторического переворота... он будет носить не политический, а принципиальный, религиозный характер...». В 1873 в работе Государственность и анархия русский революционер пишет о гегельянстве как о «веренице сомнамбулических представлений и опытов». В своей радикальной критике всяческой метафизики поздний Бакунин не ограничивался неприятием философского идеализма. В метафизичности он упрекал Л.Фейербаха, философов-позитивистов и даже таких материалистов, как Бюхнер и Маркс.

Александр Иванович Герцен (1812–1870), как и большинство российских западников-радикалов, прошел в своем духовном развитии через период глубокого увлечения гегельянством. В молодости он испытал также влияние Шеллинга, романтиков, французских просветителей (в особенности Вольтера) и социалистов (Сен-Симона). Влияние Гегеля, однако, наиболее отчетливо прослеживается в его работах философского характера. Так, в цикле статей «Дилетантизм в науке» (1842–1843) Герцен обосновывал и интерпретировал гегелевскую диалектику как инструмент познания и революционного преобразования мира («алгебра революции»). Будущее развитие человечества, по убеждению автора, должно привести к революционному «снятию» антагонистических противоречий в обществе. На смену оторванным от реальной жизни научным и философским теориям придет научно-философское знание, неразрывно связанное с действительностью. Более того, итогом развития окажется слияние духа и материи. Центральной творческой силой «всемирного реалистического биения пульса жизни», «вечного движения» выступает, по Герцену, человек как «всеобщий разум» этого универсального процесса.

Эти идеи получили развитие в основном философском сочинении Герцена – Письмах об изучении природы (1845–1846). Высоко оценивая диалектический метод Гегеля, он в то же время критиковал философский идеализм и утверждал, что «логическое развитие идет теми же фазами, как развитие природы и истории; оно... повторяет движение земной планеты». В этой работе Герцен вполне в духе гегельянства обосновывал последовательный историоцентризм («ни человечества, ни природы нельзя понять помимо исторического бытия»), а в понимании смысла истории придерживался принципов исторического детерминизма. Однако в дальнейшем его оптимистическая вера в неизбежность и разумность природного и социального прогресса оказалась существенным образом поколебленной.

Преимущественно в русле западничества формировалась и традиция российского либерализма.

Умственное течение 30-40-х годов XIX века, получившее на­звание западничества, усилилось резонансом в эпоху «смены идеа­лов и интересов», наступившую с воцарением Александра II. Западничество оказалось единственной достаточно распростра­ненной в обществе альтернативой николаевского правления. В западнической интерпретации стали понятнее причины кризисно­го состояния России, усиленного последствиями Крымской войны: «Называясь европейским государством, надо идти сообразно с европейским духом или потерять значение.

Консервативные силы, поддержанные противниками полити­ческой вестернизации России, развернули борьбу против опираю­щейся на западничество традиции реформаторства. Одной из сто­рон борьбы, развернувшейся вокруг реформы 60-х годов, стала борьба за «наследство» людей 40-х годов, начавшаяся еще в эпоху Николая I. Для либералов с западниками были «связаны лучшие стремления... времени», а западничество было «главным руслом тех идей, в развитии которых состояло прогрессивное движение общества, ... которому принадлежали самые действительные приоб­ретения русской общественной мысли, за которым было будущее»; «их историческая судьба пусть послужит примером для тех, кого смущают трудности настоящего» . Славянофил А.С. Хомяков протестовал против того, что западники, вознося до небес, напри­мер, Грановского, «как русского общественного человека», стремятся дать своей партии «общественное значение, так сказать, исключительное».

Попытки консер­ваторов придать западникам и западничеству однозначно негатив­ную окраску не выдержали испытания временем.

О западничестве начали появляться первые исследовательские статьи. Ал. Григорьев отнес западничество к явлению, ограничен­ному эпохой 30-50-х годов. Он первым отделил Чаадаева от западников 40-х годов: «Основою Чаадаева был католицизм, осно­вою западничества стала философия». Для западников, по Гри­горьеву, было характерно отрицание возможности самостоятельности и своеобразия народной жизни. Это отрицание - реакция оппо­зиции того времени на фальшивые формы (романы Загоскина, «клеветы на народность» драм Кукольника и Полевого), в которые облекалась официальная народность. Эта оппозиция исчезла, бу­дучи вытеснена «реальными национальными формами». С этой статьи начинает звучать тема «растворения» западничества в дви­жении за реформы 60-х годов, когда славянофилы «Черкасские и Самарины протянули руки западникам и пошли с ними к великой народной Цели».

Западничество-термин, западничество-объект борьбы идей в публицистике пореформенной России становилось порой жертвой приблизительности, односторонности. А.И. Герцен в книге «О развитии революционных идей в России» (1852) включил споры «о московском панславизме и русском европеизме» в революци­онную традицию, и в том, что «европейцы... не хотели менять ошейник немецкого рабства на православно-славянский», а «хотели освободиться от всевозможных ошейников», увидел предпо­сылки для распространения социалистических идей. С удивлением обнаруживший себя среди носителей подобной революционной традиции П.Я. Чаадаев, заявил в письме к А.Ф. Орлову, что все сказанное о нем - наглая клевета.

«Новым заветом» противников западничества стала толстая книга Н. Данилевского «Россия и Европа». Ее первый тираж в 1200 экземпляров (1871 год) долго не раскупался. Дополнительный, 1888 год (еще 1000 экз.) разошелся с неимоверной для книг такого рода быстротой: в полгода! Автор исходил из теории культурно-ис­торических типов (объявленной крупным научным открытием славянского ума и заимствованным, по замечанию B.C. Соловьева, из «Учебника мировой истории» Г. Рюккерта 1857 года) . Соглас­но этой теории, славянский культурно-исторический тип не связан ни с каким европейским, «и им не сойтись вовек». «Для всякого Славянина... после Бога и его Св. Церкви - идея славянства должна быть высшею идеек», выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага...» . Свобода, наука, просвещение - ценности иной, германо-романской цивилизации, а как гласит название IX главы книги Данилевского - «Европейничанье - болезнь русской жизни». «Европейничанье» разделена ровно на три различные по вредности разряда: «1) искажение народного быта и замена формы его формами чужими, иностранными, ... которые, начавшись с внешности, не могли не проникнуть в самый внутренний строй понятий высших слоев общества и не проникать все глубже; 2) заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву - с мыслию, что хорошее в одном месте должно быть и везде хорошо; 3) (самое пагубное и вредное) взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной европейской точки зрения, рассмотрение их в европейские очки... причем самого блистательного света, является совершенным мраком и темнотою, и наоборот» .

Главной ошибкой западничества, по мнению Данилевского, было принятие европейского культурно-исторического типа с его ценностями за общечеловеческий с ценностями общечеловечески­ми и соотнесение этих ценностей с несоответствующими им спе­цифическими национально-русскими. Упрощенная интерпретация подобных идей отразилась, например, в статье В.Е. Крылова «Что умерло: западничество или славянофильство?» Западники, по Кры­лову, «и доныне готовы повторять слова Молчалина, что в наши лета «не должно сметь свое суждение иметь». Всякое самостоятель­ное суждение они считают преступным отступничеством от их «символа веры» и без всякой пощады предают его анафеме». Итог статьи таков: западничество как теория науки, космополитизма и парламентаризма (в противоположность «истинным русским цен­ностям» - религии, народности и самодержавию) и «как вероуче­ние не может у нас существовать: у него нет никаких жизненных сил, ему давным-давно пропета отходная» .

Различные теории и течения, постоянно охватывающие Россию, так и не привели страну к определенному решению, по какому пути идти. Россия движется по инерции. Споры западников и славянофилов стали частью истории, но актуальность их просвечивает сквозь века. Можно отыскать множество источников противоречий между этими двумя философскими направлениями: возможность политического обустройства, и ход исторического развития, и положение религии в государстве, образование, ценность народного наследия и т.д. Главная причина кроется в обширности территории страны, которая производила на свет личностей с совершенно противоположными взглядами на жизнь и на собственное положение в ней.

Россия велика. Увлечь одной идеологией ее народ очень сложно. Один из самых сложных вопросов русской философской мысли является вычленение русской народности. Россию населяют сотни народностей, и все они самобытны: кто-то ближе к Востоку, а кто-то к Западу.

Умалять достоинства России не стоит, заслуги ее велики и в литературе, и в науке, и в искусстве. Иное дело, как сказал один из героев Тургенева, «русскому народу не хватает воли», можно добавить «и трудолюбия».

Разногласия в поисках лучшего пути для России возникали не случайно. Всегда надо было найти крайнего и отвечать на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?». Эти вопросы вечны.

Список использованной литературы:

1. «Истории русской критики» Издательство АН СССР 1958 года. Т.1

2. В. И. Кулешов «История русской критики». «Просвещение». М.-1978 год.

3. Д. И. Олейников. «Славянофилы и западники». «Механик». М.- 1966.

4. Данилевский. «Западничество в России». «Книга». М.-1991.

5. http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. «Русская философия» Электронная версия

6. И. С. Тургенев. «Дым». Собрание сочинений. Т. 4. «Художественная литература». М.-1954.

Http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. «Русская философия» Электронная версия

Текст и цитата приведены из «Истории русской критики» Издательство АН СССР 1958 года. Т.1 С. 327

«Истории русской критики» Издательство АН СССР 1958 года. Т.1

Http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. «Русская философия» Электронная версия

«Истории русской критики» Издательство АН СССР 1958 года. Т.1 С. 329

«Истории русской критики» Издательство АН СССР 1958 года. Т.1 С. 330

Там же С.331

Там же С. 333

В. И. Кулешов «История русской критики». «Просвещение». М.-1978 год. С. 201-207

И. С. Тургенев. «Дым». Собрание сочинений. Т. 4. «Художественная литература». М.-1954. С. 33-34

Данилевский. «Западничество в России». «Книга». М.-1991. С. 114-115

Http://www.mirvn.ru/articles/1002189/1002189A.htm Курс философии. «Русская философия» Электронная версия

Д. И. Олейников. «Славянофилы и западники». «Механик». М.- 1966. С. 10-11

Там же. С. 14

В ХIХ веке выделилось две основные группы мыслителей - западники и славянофилы. Они высказали противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала Россию с общей европейской судьбой. Россия - Европа, но только отста

История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы Прокофьева Наталья Николаевна

Споры «западников» и «славянофилов»

Вопрос о прошлом, настоящем и будущем России, о путях ее развития и роли во всемирной истории, в человеческом сообществе разделил образованное меньшинство на славянофилов и западников. Спор их был задан «Философическим письмом» П. Я. Чаадаева, опубликованным в московском журнале «Телескоп» в 1836 г., где автор, размышляя над судьбами Запада и России, католичества и православия, делал отрицательные выводы об исторической судьбе православной России. Идеи Чаадаева непосредственно «пробудили» два противоборствующих общественных направления: славянофилы, и западники 40-х годов с равным правом могли считать его и своим наставником, и оппонентом.

Ведущие идеологи и публицисты славянофильства 40-х годов: поэт и философ А. С. Хомяков, критик и публицист И. В. Киреевский, его брат, П. В. Киреевский, общественный деятель Ю. Ф. Самарин, братья К.С. и И. С. Аксаковы – дети признанного писателя Сергея Аксакова, также известные литераторы.

Русское западничество той поры представляли В. Г. Белинский; А. И. Герцен; его друг и соратник Н. П. Огарев; общественный деятель, профессор Московского университета Т. Н. Грановский; В. П. Боткин; П. В. Анненков, ставший первым биографом Пушкина; писатель и журналист И. И. Панаев.

И славянофилы, и западники были подлинными радетелями Отечества, их объединяла неудовлетворенность итогами культурно-исторического развития России, жажда национального самосознания. И те, и другие говорили о необходимости отмены крепостного права, о гражданских правах и свободах. И те, и другие находились в оппозиции к царской бюрократии (но не к самому самодержавию, в отношении которого позиции каждого из участников движений были различными). Славянофилы и западники по-разному оценивали период Московской Руси и реформы Петра I, буржуазный экономический порядок Европы и патриархальные устои России. В поле обсуждаемых проблем был вопрос о назначении искусства, о художественности и народности литературы.

Собрания кружков Герцена и Белинского, литературные салоны и гостиные частных домов (П. Я. Чаадаева, Д. Н. Свербеева, А. П. Елагиной и др.), редакции журналов («Москвитянин», «Русская беседа», с одной стороны, и «Отечественные записки», «Современник» – с другой) – здесь разворачивалась живая полемика идейных и литературных противников, введших в активный речевой оборот и сами термины: западничество и славянофильство.

Символично заглавие статьи Хомякова «О старом и новом», положившей начало в 1839 г. славянофильскому направлению как таковому. В «былом», «старом» – в русских преданиях и традициях православия и народной нравственности, которая свободна от «барыша», своекорыстия, нужно искать начало «истинного православия». «Эти-то лучшие инстинкты души, образованной и облагороженной христианством, эти-то воспоминания древности неизвестной, но живущей в нас тайно, произвели все хорошее, чем мы можем гордиться».

Предание, «преемство жизни» есть необходимейшая основа для ее самосохранения, – писал К. Аксаков. Естественно поэтому преклонение славянофилов перед вековыми устоями монархии, русским общинным строем, христианскими коллективными, а не индивидуальными формами жизни, вплоть до «самоотречения». Соборность – так со времен первых славянофилов определяется особое качество русского, славянского братства, православного единения разных слоев общества на основе самозабвенного служения «миру», «общине», «роду».

В искусстве и литературе славянофилы ценили то, что самобытно, в чем «творит» духовная сила народа. Для Хомякова это были иконы и церковная музыка, для К. Аксакова и Самарина – творчество Н. В. Гоголя, А. К. Толстого, В. И. Даля. В «Мертвых душах» К. Аксаков видел гомеровскую эпичность– целостность, «сильное», «вечное», «положительное» начало, связанное с христианским идеалом. «Русская художественная школа», по мнению Хомякова, была «вопросом жизни и смерти в смысле деятельности нравственной и духовной». Поиск «внутреннего источника отечественного просвещения» одухотворял самих славянофилов на собственные творческие разыскания: они писали стихотворения и прозу, К. Аксаков был автором экспериментальной российской грамматики, Киреевский издал собранные им оригинальные фольклорные тексты.

Представители западничества считали, что достичь процветания Россия может лишь путем сближения с Европой; в бурном росте промышленности, в утверждении гражданских прав личности, в идеалах равенства, в развитии науки, в буржуазном прогрессе видели они залог величия России.

Принципиальное значение для западников имела проблема свободы личности, ее независимого развития. Показательна в этом смысле судьба писателя и мыслителя А. И. Герцена. Находившийся за границей в конце 40-х годов, он видит безысходность политической борьбы в России и, не желая «в колодках» служить Отечеству, принимает горькое и исключительно мужественное по тем временам решение: не возвращаться на Родину. Победить гражданскую робость ему помогло твердое убеждение: «в себе самом … уважать свою свободу и чтить ее не меньше, как в ближнем, как в целом народе, ибо только на свободе лица может вырасти действительная воля народа». В Лондоне Герцен и Огарев основали «вольную русскую типографию»; могучий голос «Колокола» – газеты, выходящей уже в пятидесятые-шестидесятые годы, – будоражил и просвещал далеких соотечественников. Герцен умер в 1870 г. за границей, вернувшись на родину вольным словом. Эпоха 40-х годов объемно представлена Герценом в его знаменитой книге воспоминаний «Былое и думы» (1852–1867), которая по праву считается вершиной творчества писателя.

Из книги Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век автора Иванова Наталья Борисовна

Глава IV СПОРЫ Предуведомление четвертое Если уж совсем откровенно, то полемично все, что собрано в книге. Но есть степень полемичности, которая выделяет эти заметки на фоне прочих. Подчеркну специально, что я не хотела никого обидеть. Напротив: я хотела защитить

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

Герцен в кругу русских западников 1840-х годов В 1841 г., после перлюстрации одного письма Герцена, его вновь высылают из Москвы – на этот раз в Новгород. Вторая ссылка была много короче первой, длилась всего год, но именно в Новгороде происходит новый, очень существенный

Из книги История русской литературной критики [Советская и постсоветская эпохи] автора Липовецкий Марк Наумович

4. Рассказ или описание? Атаки на экспрессионизм. Споры о лирике Либеральные тенденции, нашедшие отражение в борьбе с вульгарным социологизмом во время дискуссии о романе, были сбалансированы во второй половине 1930-х годов куда более жестким литературным каноном. Об этом

Из книги Загадки советской литературы от Сталина до Брежнева автора Оклянский Юрий Михайлович
Представителями славянофильства являются А. Хомяков, И. Киреевский, Ф. Тютчев, Ю. Самарин и д.р. Рассмотрим основные идеи славянофильства и взгляды его представителей.

Основные представители славянофильства

Хомяков Алексей Степанович (1804— 1860) родился в Москве в знатной дворянской семье. Получил прекрасное образование и уже в детстве знал основные европейские языки и санскрит. Воспитанный в строго православном духе, он навсегда сохранил глубокую религиозность. В 1821 г. Хомяков выдерживает экзамены в Московском университете и становится кандидатом математических наук. В 1822— 1825 гг. находился на военной службе. Хомяков последовательно апеллировал к духовному опыту православной церкви. Религия рассматривается им не только как движущая сила, но и как фактор, определяющий общественное и государственное устройство, народный быт, мораль, склад характера и мышление народов.
В «Записка о всемирной истории» («Семирамиде») Хомяков выделяет два принципа: «иранский» и «кушитский». Иранство восходит к арийским племенам, а кушитство — к семитским. Последовательными выразителями духа кушитства являются иудеи, несущие в себе, как утверждает А.С. Хомяков, торговый духдревней Палестины и любовь к земным выгодам. Последовательными носителями иранства являются славяне, исповедующие православие и ведущие свое происхождение от древней иранской народности — вендов.
Иранство как начало социальности выражает духовность, свободу, волю, творчество, цельность духа, органическое соединение веры и разума, а кушитство — вещественность, рассудочность, необходимость, материализм. Бездуховный и жизнеразрушающий принцип кушитства стал основой культуры и цивилизации стран Западной Европы, в то время как России было суждено представить истории и миру образец духовности, христианского общества, т.е. иранства. Сталкивая «свободу духа» иранства и «матеральность» кушитства, Хомяков стремился раскрыть характер и судьбы России, утвердить православие в качестве ядра русской культуры, вписать отечественную историю во всемирный исторический процесс. При этом он исходил из того, что религия является основным признаком выделения народов. Вера — это душа народа, предел внутреннего развития человека, «высшая точка всех его помыслов, тайное условие всех его желаний и действий, крайняя черта его знаний». Она есть «высшее общественное начало».
Хомяков утверждает, что церковь есть живой организм, организм истины и любви или, точнее: истина и любовь как организм. Церковь для него — это духовный институт единения людей, основанный на любви, истине и добре. Только в этом духовном институте человек обретает истинную свободу. Церковь Хомяков понимает как органическое целое, где люди живут более полной и совершенной жизнью. Церковь —это единство людей, в котором каждая личность сохраняет свою свободу. Это возможно только в том случае, когда такое единство зиждется на бескорыстной, самоотверженной любви к Христу. Основной принцип церкви — соборность, т.е. совместное стремление к спасению. Единение с церковью — необходимое условие постижения истин веры.
Соборность — это сочетание свободы и единства на основе абсолютных ценностей. Именно в соборе реализуется «единство во множестве». Решения собора требуют одобрения со стороны всех верующих, их согласия, которое выражается в усвоении этих решений, включении их в традицию. Принцип соборности не отрицает личность, а, напротив, утверждает ее. В атмосфере соборности преодолеваются индивидуализм, субъективизм, обособленность индивида, раскрываются его творческие возможности.
Соборность — одно из главных духовных условий национального единства государственности. Русская история, по учению славянофилов, есть особые отношения между церковью, общиной и государством. Вне истинной веры, вне церкви самые мудрые государственно-правовые установления не спасут общество от духовно-нравственной деградации. Русская община — лучшая форма совместной жизни на духовно-нравственных началах, институт самоуправления и народовластия. Понятие соборности соединяет церковь, веру и общину.
Во главе русского государства должен стоять царь. Славянофилы были сторонниками монархизма. Монархия — идеальная форма государственности, православие — мировоззрение народа, крестьянская община — соборный мир.
Как и другие славянофилы Хомяков отмечал различие духовных основ российского и европейского обществ. Он считал православие истинным христианством, а католицизм — искажением учения Христа. Католицизм установил единство без свободы, а протестантизм — свободу без единства. Славянофилы отмечали в Европе превращение общества в разрозненную массу эгоистичных, жестоких, меркантильных людей. Они говорили о формальном, сухом и рационалистическом характере европейской культуры.
Россия приняла от Византии христианство в его «чистоте и цельности», свободное от рационализма. Этим объясняются смиренность русского народа, его набожность и любовь к идеалам святости, его склонность к общине, основанной на взаимопомощи. Православие, по мнению Хомякова, характеризуется демократизмом и слиянием с духом народа. Россия призвана стать центром мировой цивилизации — это произойдет, когда русский народ проявит все свои духовные силы.
Духовные идеалы и основы народной жизни выражает русская художественная школа, опирающаяся на народные традиции. Представителями этой школы Хомяков считал М. Глинку, А. Иванова, Н. Гоголя, с большим уважением относился к А. Пушкину и М.Лермонтову, высоко ценил А. Островского и Л. Толстого.
Иван Васильевич Киреевский (1806— 1856), сформулировал основные различия просвещения России и Европы в своей работе «Охарактере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» (1852)". По его мнению, в России отсутствовали три главные основы, которые существовали в Европе: древнеримский мир, католичество и возникшая из завоеваний государственность. Отсутствие завоевания при начале государства в России, неабсолютность границ между сословиями, правда внутренняя, а не право внешнее, — таковы, по мнению И.В. Киреевского, отличительные черты древнерусского быта.
В свято отеческой мысли Киреевский видел духовную альтернативу европейской образованности. Он выступил с критикой западной философии, естественно-правового рационализма и римского права, ставших в Европе источниками индустриализма, революции и централизованного деспотизма наполеоновского типа. Единственным регулятором межчеловеческих отношений оставалась правовая условность, а гарантом ее соблюдения — внешняя сила в лице государственного аппарата. Результат — чисто внешнее единство, формальное и основанное на принуждении. Киреевский нападает на «самовластный рассудок», не оставляющий места вере. Он говорит, что римская церковь придала богословию характер рассудочной деятельности, породила схоластику. Церковь смешалась с государством, возвеличив юридические нормы в ущерб нравственной силе.
Западная реформация стала плодом католицизма, протестом личности против внешнего авторитета папы и клира. На смену органическим обществам пришли ассоциации, основанные на расчете и контракте, миром стала управлять промышленность «без веры». В отличие от Европы Русь являла собой множество малых миров, покрытых сетью церквей, монастырей, откуда постоянно распространялись повсюду одинаковые понятия об отношениях общественных и частных. Церковь способствовала объединению этих малых общин в более крупные, что в конечном счете привело к их слиянию в единую большую общину, Россию, имеющую единство веры и обычаев.
В России христианство развивалось через глубокую нравственную убежденность. Русская церковь не претендовала на светскую власть. Киреевский пишет, что если на Западе развитие шло посредством борьбы партий, «насильственных перемен», «волнения духа», то в России — «стройным, естественным возрастанием», при «спокойствии внутреннего сознания», «глубокой тишине». На Западе превалировала личная самобытность, в России же человек принадлежит миру, все отношения объединяются общинным началом и православием. Киреевский воспевает допетровскую Русь, но не настаивает на возрождении старого.
Юрий Федорович Самарин (1819-1876) разделял идеологию официальной народности с ее лозунгом «православие, самодержавие и народность» и в политическом отношении выступал как монархист. Он исходил из рассуждения Хомякова и Киреевского о ложности католицизма и протестантизма и воплощении истинных начал общественного развития в византийско-русском православии. Самобытность России, ее будущность и роль в судьбах человечества связываются с православием, самодержавием и общинным бытом. Благодаря православию сложились русская община, семейные отношения, нравственность и т.п. В православной церкви славянское племя «свободно дышит», а вне ее впадает в рабское подражание. Русская крестьянская община—это освященная православием форма народного быта. Она выражает не только материальное, но и духовное единство русского народа. Сохранение общины способно спасти Россию от «язвы пролетариатства». Самарин был своеобразным «монахом в миру», повторяя гоголевский завет: «Монастырь ваш— Россия!»
Самарин отмечал «зло и абсурдность» коммунистических идей, проникающих с Запада. Атеисты и материалисты, потерявшие чувство ответственности за свою родину, ослеплены блеском Запада. Они становятся то настоящими французами, то настоящими немцами. Проникающее через них западное влияние стремится уничтожить русское государственное начало — самодержавие. Многие русские прельстились этими идеями, возлюбив Запад. Затем пришел период подражания, порождавший «бледный космополитизм». Самарин считал, что настала пора от обороны перейти к атаке на Запад.
После отмены крепостного права славянофильство трансформируется в почвенничество. Неославянофилы продолжали противопоставление европейской и русской цивилизаций, утверждали самобытность устоев русской жизни. Видные представители неославянофильства—А. Григорьев, Н.Страхов, Н.Данилевский, К.Леонтьев, Ф.Достоевский.
Аполлон Александрович Григорьев (1822— 1864) — поэт, литературный критик, публицист. Он окончил юридический факультет Московского университета. Вошел в литературный кружок, сложившийся вокруг журнала «Москвитянин», где развивались идеи почвенничества как симбиоза славянофильства и «официальной народности».
Мир в целом есть единый живой организм, в нем царят гармония и вечная красота. Высшая форма познания, по Григорьеву, — искусство. Только оно способно достичь цельного знания. Искусство должны быть продуктом века и народа. Истинный поэт является выразителем народного духа.
Григорьев высказывался против чрезмерных претензий на всемирно-историческую миссию России, на спасение всего человечества. Он считал важным «близость родной почве». Почва — это «глубина народной жизни, таинственная сторона исторического движения». Русский быт Григорьев ценил за его «органичность». По его мнению, не только крестьянство, но и купечество сохранило православный уклад жизни. Считая смирение и дух братства важными чертами русского православного духа, Григорьев обращал внимание на «широту» русского характера, на его размах.
В отличие от других славянофилов Григорьев понимал народность прежде всего как нижние слои и купечество, которые в отличие от дворянства не отличались муштрой. Славянофильство он называл «старообрядческим» направлением. Он уделял большое внимание и допетровскому периоду русской истории.
Русская интеллигенция, по мнению Григорьева, должна черпать духовные силы у народа, который еще в недостаточной мере поддался тлетворному влиянию западной цивилизации. В этом смысле он полемизировал с Чаадаевым: «Он был вдобавок теоретик католицизма... Фанатически веря в красоту и значение западных идеалов как единственно человеческих, западных верований, как единственно руководивших человечеством, западных понятий о нравственности, чести, правде, добре, он холодно и спокойно приложил свои данные к нашей истории... Силлогизм его был прост: единственно человеческие формы жизни суть формы, выработанные жизнью остального, западного человечества. В эти формы наша жизнь не ложится, или ложится фальшиво... Мы не люди, и для того, чтобы быть людьми, должны отречься от своей самости».
Федор Михайлович Тютчев (1803— 1873) был дипломатом в Европе (Мюнхен, Турин), а позднее цензором Министерства иностранных дел (1844—1867). Им написаны статьи «Россия и Германия» (1844), «Россия и революция» (1848), «Папство и римский вопрос» (1850), «Россия и Запад» (1849), в которых поэт рассматривает многие важные социально-политические проблемы своего времени.
Во время революционных событий в Европе 1848—1849 гг. усилились настроения, направленные против России и русских. Причины этого Ф. Тютчев видел в стремлении европейских стран вытеснить Россию из Европы. В противовес этой русофобии Тютчев выдвинул идею панславизма. Он выступал за возвращение России Константинополя и возрождение православной Империи, высказывался против панславизма, считая национальный вопрос второстепенным. Тютчев признает приоритет религии в духовном складе каждого народа и считает православие отличительной чертой русской культуры.
По Тютчеву, революция на Западе началась не в 1789 г. и даже не во времена Лютера, а гораздо раньше — в период возникновения папства, когда заговорили о безгрешности папы и о том, что на него не должны распространяться религиозные и церковные законы. Нарушение папами христианских норм привело к возникновению протестов, которые нашли свое выражение в реформации. По Тютчеву, первым революционером был Римский папа, за ним последовали протестанты, которые тоже считали, что на них не распространяются общехристианские нормы. Дело протестантов продолжили современные революционеры, которые объявили войну государству и церкви. Революционеры стремились полностью освободить индивида от всех социальных норм и обязанностей, считая, что люди сами должны распоряжаться свой жизнью и имуществом.
Реформация была реакцией на папство, из него же происходит и революционная традиция. Отколовшись от Восточной церкви в IX в., католицизм сделал Римского папу непререкаемым авторитетом, а Ватикан — царством Божьим на земле. Это привело к подчинению религии земным политическим и экономическим интересам. В современной Европе, по убеждению Тютчева, революция, продолжая дело католиков и протестантов, хочет окончательно покончить с христианством.
Как уже отмечалось, революция делает то, что раньше делали католики и протестанты, когда ставили принцип личности выше всех других социальных принципов. Непогрешимость папы означала, что он выше всех законов и ему все можно. Протестанты тоже утверждали, что главное — это личная вера а не церковь, и, наконец, революционеры поставили волю отдельного человека выше не только церковной, но и государственной, ввергнув общество в неслыханную анархию.
История Запада, по мнению Тютчева, сосредоточена в «римском вопросе». Папство сделало попытку организовать рай на земле и превратилось в государство Ватикан. Католичество стало «государством в государстве». В результате оно было реформацией. Сегодня папское государство отрицается мировой революцией.
Однако сила традиции была на Западе столь глубокой, что сама революция стремилась организовать империю. Но революционный империализм превратился в пародию. Примером революционной империи служит правление императора Наполеона в послереволюционной Франции.
В статье «Россия и революция» (1848) Тютчев приходит к выводу, что в XIX в. мировую политику определяют только две политические силы —антихристианская революция и христианская Россия. Революция из Франции перешла в Германию, где начали расти антироссийские настроения. Благодаря союзу с католической Польшей европейские революционеры поставили цель разрушить православную Российскую империю.
Тютчев делает вывод, что революция не сможет победить в Европе, но она ввергла европейские общества в период глубокой внутренней борьбы, болезни, которая лишает их воли и делает недееспособными, ослабляет их внешнюю политику. Европейские страны после разрыва с церковью с неизбежностью пришли к революции и теперь пожинают ее плоды.
В статье «Россия и Германия» (1844) Тютчев отмечает антирусские настроения в Германии. Его особенно беспокоил процесс секуляризации европейских государств: «Современное государство запрещает государственные религии только потому, что имеет собственную — и эта религия есть революция».
Николай Николаевич Страхов (1828-1896) публиковал свои статьи в журналах «Время», «Эпоха», «Заря», где отстаивал идею «русской самобытности», высказывал враждебное отношение к Западу. Из Костромской духовной семинарии, которую он окончил в 1845 г., Страхов вынес глубокие религиозные убеждения. В книге «Борьба с Западом в нашей литературе» он критикует европейский рационализм, взгляды Милля, Ренана, Штрауса, отвергает дарвинизм.
Страхов выступил против веры во всесилие человеческого рассудка, против идолопоклонства перед естественными науками, против материализма и утилитаризма. Весь этот комплекс идей Страхов считает порождением Запада с его культом безбожной цивилизации. «Безумие рационализма», слепая вера в разум заменяют истинную веру в религиозный смысл жизни. Человек, ищущий спасения души, выше всего ставит чистоту души, избегает всего дурного. Человек же, поставивший себе цель вне себя, желающий достигнуть объективного результата, должен рано или поздно прийти к мысли, что нужно жертвовать совестью. Потребность действовать в современном человеке сильнее, чем потребность верить. Единственным противоядием против «просвещенства» является живое соприкосновение с родной почвой, с народом, сохранившим в своем быту здоровые религиозно-моральные начала.